Обстоятельства жизни

…На гас­тро­лях в Аме­рике пос­ледний раз С. Юр­ский иг­рал Мар­ка Ша­гала в пь­есе Зи­новия Са­гало­ва "По­лёты с ан­ге­лом". Он вос­созда­вал об­раз зна­мени­того ху­дож­ни­ка в ста­рос­ти, но во­лей во­об­ра­жения и вос­по­мина­ний пред­ста­юще­го по­рой сов­сем мо­лодым. Он сам пос­та­вил этот спек­такль, вклю­чив в не­го и дру­гих пер­со­нажей…

И пер­вое мес­то за­нима­ет по пра­ву та­лан­та и оду­хот­во­рен­ности в ро­ли Ма­тери ху­дож­ни­ка - На­талья Те­няко­ва. Ста­рый Ша­гал бе­седу­ет с Ма­терью, ко­торой дав­но нет на све­те… Но как по­хожа она на жен­щин от­нюдь не из ев­рей­ско­го мес­течка, ско­рее, она из Флан­дрии, или из про­вин­ции Фран­ции, это ев­ро­пей­ская жен­щи­на с при­выч­ным шить­ем в ру­ках, нат­ру­жен­ных, ра­бочих и го­товых опус­тить­ся на го­лову ре­бен­ка, что­бы пог­ла­дить…

Эти два тон­ких ум­ных ак­те­ра всег­да вмес­те. Я пом­ню и люб­лю их всю мою жизнь, с пер­вых уви­ден­ных в ле­нин­градском БДТ спек­таклях и в пос­ледних, сыг­ранных на этой сце­не. А по­том в спек­таклях те­ат­ра име­ни Мос­со­вета. И на сце­не МХА­ТА… Низ­кий мой пок­лон!

Ве­чер пер­вый - зи­ма 1996 го­да

 Сер­гей Юр­ский вы­шел на сце­ну, и зал с лю­бовью вгля­дывал­ся в его чер­ты, под­ме­чая не­из­бежные пе­реме­ны. Бо­лее, чем кто-ли­бо из ак­те­ров-сов­ре­мен­ни­ков он мог выз­вать это тре­вожа­щее ощу­щение по-раз­но­му про­жива­емо­го вре­мени - здесь в Аме­рике и там в Рос­сии. Меж­ду там и здесь бы­ли не толь­ко ге­ог­ра­фичес­кая уда­лен­ность и ис­то­ричес­кие ка­так­лизмы. Твор­ческая судь­ба С.Юр­ско­го, его ро­ли ста­нови­лись ве­хами в би­ог­ра­фии его зри­телей.

 Имен­но он - Сер­гей Юр­ский - с на­чала сво­его ар­тисти­чес­ко­го пу­ти об­ла­дал та­лан­том и пра­вом ху­дож­ни­ка вы­разить са­мые ос­трые и де­мок­ра­тичес­кие умо­нас­тро­ения сво­его по­коле­ния. В труп­пу ле­нин­градско­го Боль­шо­го дра­мати­чес­ко­го те­ат­ра он был приг­ла­шен еще сту­ден­том Те­ат­раль­но­го ин­сти­тута. Ху­дожес­твен­ная ат­мосфе­ра в БДТ бы­ла уни­каль­ной.Ве­ликое приз­на­ние, ко­торое от­да­валось те­ат­ру, воз­глав­ля­емо­му Г.А. Тов­сто­ного­вым в Ле­нин­гра­де, оп­ре­деля­лось и ху­дожес­твен­ностью, и нон­конфор­мизмом.

 Чац­кий - Юр­ский с его "неп­ра­виль­ной" внеш­ностью, с его( так тог­да ка­залось) не иде­аль­ной дик­ци­ей, с его не­зави­симостью и ра­нимостью, с его ни на ко­го не по­хожей ин­то­наци­ей стал ге­ро­ем но­вого те­ат­раль­но­го ис­кусс­тва. Пос­ле эта­лона, соз­данно­го М.Ца­ревым, это бы­ла ре­волю­ция! Тов­сто­ного­ву ну­жен был имен­но та­кой ан­ти­герой, в ус­тах ко­торо­го клас­си­чес­кие ти­рады и зна­комые до за­тер­тости по­говор­ки зву­чали бы про­из­не­сен­ны­ми как впер­вые, очи­щен­ны­ми и от­кры­тыми за­ново, без

дек­ла­маци­он­ной "по­дачи", ес­тес­твен­но, то нег­ромко, то ше­потом, под­час прев­ра­щая сти­хи в про­зу…

 Он по­лучал од­ну глав­ную роль за дру­гой, на­пол­няя их ин­тенсив­ностью собс­твен­ной ду­хов­ной жиз­ни. И ког­да он сыг­рал Ада­ма в "Бо­жес­твен­ной ко­медии" И.Што­ка, умыш­ленно в пан­то­мими­чес­ком сти­ле Мар­се­ля Мар­со, его ус­пех был не толь­ко в озор­ном дос­ти­жении вы­сот дру­гого ис­кусс­тва, его по­бедой ста­ло вир­ту­оз­ное ов­ла­дение плас­ти­кой, эк­сцентри­кой, ког­да жест, ру­ка, но­га, по­ворот, ми­мика вы­ража­ют не мень­ше, чем ин­то­нация, ритм, на­пев­ность и об­рыв сло­ва…

 Мно­гое из его пос­ле­ду­ющих ро­лей бра­ло на­чало из это­го ис­точни­ка. В Ле­нин­гра­де он стал приз­нанным и лю­бимым ар­тистом, как поз­же это про­изой­дет в Мос­кве. Пос­ле выс­тупле­ния в аме­рикан­ском тур­не зри­тели под­хо­дили к ар­тисту с прось­бой об ав­тогра­фе, про­тяги­вая прог­рамки дав­них лет. Это зна­чит их бра­ли с со­бой как реп­ро­дук­ции на па­мять, у­ез­жая в эмиг­ра­цию, ос­тавляя не­об­хо­димые ве­щи…

 Зал вгля­дывал­ся в Юр­ско­го, Юр­ский в зал не гля­дел, он и так чувс­тво­вал нас­тро­ение соб­равших­ся, он по­нимал, что та­кое вре­мя, про­жива­емое с двой­ным от­сче­том, за се­бя в дру­гой стра­не, и с мыслью о тех, "с кем нам раз­лу­ку Бог пос­лал"…

 Он чи­тал три сти­хот­во­рения о воз­вра­щении в не­кое мес­то и прстранс­тво, что су­щес­тву­ют са­ми по се­бе, пе­чаль­но от­ра­жая этот не­зави­симый ход со­бытий …

 Пуш­кин, Есе­нин, Брод­ский - по­эты столь не­сопос­та­вимые в сво­ем твор­чес­тве и столь еди­ные в го­рес­тнос­ти ощу­щений о не­умо­лимой влас­ти Вре­мени…

 Ве­щес­твен­ные сим­во­лы Брод­ско­го ока­зыва­лись про­низа­ны но­тами бе­зыс­ходнос­ти…

 "Ник­то из нас дру­гим не влас­те­лин, хо­тя по­пол­зно­вения зло­вещи, ведь за­лива­ет сте­арин не мыс­ли о ве­щах, а са­ми ве­щи"…

 …-"Я люб­лю все­го Брод­ско­го, но эти ран­ние сти­хи, на­писан­ные до отъ­ез­да, боль­ше," - приз­на­вал­ся со сце­ны Юр­ский. Прош­лое, ока­зыва­ет­ся, Юр­ский лю­бит боль­ше, оно за­пало глуб­же, тя­нет ду­шу зас­та­релой пе­чалью, бе­редит вос­по­мина­ния…

От ро­зов­ско­го юно­го бун­та­ря, го­тово­го кру­шить из про­тес­та про­тив обы­ватель­ства ог­ромной саб­лей не­навис­тную ему ме­бель, из спек­такля "В по­ис­ках ра­дос­ти" на­чина­лась его би­ог­ра­фия. Пос­та­нов­ки Тов­сто­ного­ва от­ли­чались гар­мо­ничес­ки вы­верен­ной ар­хи­тек­то­никой, и при веч­ном ду­шев­ном бес­по­кой­стве Юр­ско­го ему бы­ла пре­дос­тавле­на воз­можность най­ти ху­дожес­твен­ное рав­но­весие. Он иг­рал не ро­ли, а судь­бы.

 …Так и ви­жу его в в лу­че те­ат­раль­но­го про­жек­то­ра в 60-70-е го­ды. Он воп­ло­тил Эзо­па че­рез де­сять лет пос­ле зна­мени­того В.По­лицей­ма­ко. И "весь" Ле­нин­град спе­шил смот­реть на Юр­ско­го, сме­нив­ше­го ве­лико­го ста­рого ар­тиста. Юр­ский иг­рал и чувс­тво­вал по-дру­гому. Гиб­нувший Эзоп -По­лицей­ма­ко па­тети­чес­ки ве­рил в то, что его смерть при­несет сво­боду от рабс­тва дру­гим. Эзоп Юр­ско­го знал: смерть ни­чего не из­ме­нит в ми­ре, но на ком­про­мисс ид­ти не мог. Ар­тист был бес­по­щаден к се­бе в вы­боре уро­ду­юще­го гри­ма, был пок­рыт руб­ца­ми и ра­нами, об­на­жал те­лес­ные стра­дания, не уби­вав­шие вы­соту ду­ха. Он был эк­сцентри­чен и в этой ро­ли, но важ­нее все­го был об­на­ружи­ва­емый про­цесс рож­де­ния и соз­ре­вания мыс­ли. Про­тивос­то­яние. Ко­неч­но, тут воз­ни­кали ал­лю­зии. И ны­не, ког­да рус­ско­языч­ная пуб­ли­ка ока­зыва­ет Юр­ско­му фан­тасти­чес­ки вос­торжен­ный при­ем, это име­ет свои дав­ние при­чины: единс­тво в ощу­щении неп­ри­ятия ин­телли­ген­ци­ей со­вет­ской влас­ти…

 Его чтец­кие прог­раммы всег­да от­кры­ва­ют, выс­ве­чива­ют неч­то преж­де про­пущен­ное или не­заме­чен­ное. В тот при­езд - уже дав­ний - он чи­тал Ба­беля. Ди­кие нра­вы Мен­де­ля Кри­ка, Фро­има Гра­ча и дру­гих ка­зались сце­нами из ры­цар­ских вре­мен в срав­не­нии с опи­сани­ями "по­ложи­тель­ных" че­кис­тов. Из ос­мысле­ния всех кро­воп­ро­литий, дог­ма­тичес­ко­го фа­натиз­ма, ужа­са граж­дан­ской вой­ны рож­да­лось прин­ци­пи­аль­но иное ви­дение на­писан­но­го Ба­белем. И Юр­ский прос­ле­живал этот вы­вод, воп­ло­щая пор­тре­ты пер­со­нажей во гла­ве с глу­хо каш­ля­ющим, ча­хоточ­ным и всез­на­ющим Арье Лейб…

 Что бы Юр­ский не ис­полнял , он преж­де все­го - тол­ку­ет.

 Чи­тая Пуш­ки­на, он оп­ро­киды­ва­ет при­выч­ную гар­мо­нию рит­ма, на­низы­вая сло­ва, опи­сания, риф­мы, по-сво­ему пре­лом­ляя их, и об­ра­ща­ясь с ни­ми с той же лег­костью, с ка­кой в спек­таклях он вза­имо­дей­ству­ет с пер­чатка­ми, ци­лин­дром, зон­ти­ком и про­чими ат­ри­бута­ми, зас­тавляя их

пре­об­ра­жать­ся. И они выс­тра­ива­ют­ся в угод­ном ему по­ряд­ке, пос­лушные его ху­дож­ни­чес­кой во­ле. "Бе­сы" Пуш­ки­на зву­чали у не­го по-рус­ски и по-фран­цуз­ски в пе­рево­де М.Цве­та­евой .

Сквозь сдер­жанность ар­тиста про­рывал­ся не­удер­жи­мый, оз­но­бом об­жи­га­ющий вос­торг пе­ред рит­мом и риф­мой, не­сущи­ми его на сво­ем хреб­те.

 Он был еще мо­лод, ког­да сыг­рал воз­рас­тные ро­ли. Од­на из них - про­фес­сор По­лежа­ев. Ак­тер ос­тро­го ха­рак­терно­го ри­сун­ка, он был клас­си­чес­ки строг в соз­да­нии об­ра­за. Ни­ког­да он не шел ни за кем вслед. Не по­шел и по пу­ти Чер­ка­сова. Он сыг­рал за­кат че­лове­чес­кой жиз­ни и муд­рости… А в ро­ли уми­ра­юще­го ко­роля Ген­ри­ха 4 -го в шек­спи­ров­ской хро­нике он был уже нас­толь­ко прос­лавлен, что Тов­сто­ногов мог поз­во­лить па­роди­ровать его внут­ри спек­такля, что и де­лал бу­дущий нас­ледник - принц Гар­ри -Олег Бо­рисов… На­до бы­ло так лю­бить Юр­ско­го, как его лю­били, и до­верять сво­ему зри­телю, что­бы поз­во­лить по­доб­ное озорс­тво.

 В "Карь­ере Ар­ту­ро Уи" Брех­та он сыг­рал на­цис­та по име­ни Джи­вола. Это бы­ла пер­вая роль, в ко­торой он шел не "от се­бя". Кол­че­ногий дь­явол с не­живым ли­цом и веч­ной го­тов­ностью ос­кла­бить­ся - этот убий­ца был воп­ло­щен ак­те­ром бес­по­щад­но, со всей не­навистью к фа­шиз­му. Мно­го лет спус­тя в Мос­кве во МХА­Те в спек­такле "Об­вал" о тра­гедии гру­зин­ской ин­телли­ген­ции в эпо­ху ок­тябрь­ской ре­волю­ции он сыг­ра­ет еще од­но­го низ­менно­го, нич­тожно­го и гнус­но­го че­лове­ка. С пси­холо­гичес­кой убе­дитель­ностью, раз­венчи­ва­ющей урод­ли­вое и страш­ное.

 Но все-та­ки в его при­роде - лю­бить. И быть чуть стран­ным, чуть не от ми­ра се­го. Не за­быва­ем его Фа­рять­ев в пь­есе "Фан­та­зии Фа­рять­ева" А. Со­коло­вой, пос­тавлен­ной им са­мим. Его ге­рой, без­на­деж­но влюб­ленный, на ка­кой-то миг по­верил в счастье. И вот он бе­жит с рас­прос­терты­ми ру­ками по кру­гу сце­ны так, как буд­то ру­ки мо­гут по­нес­ти как крылья! Ах, ка­кой то был по­рыв, ка­кой про­бег счастья! Но учи­тель­ни­ца му­зыки Алек­сан­дра - ее иг­ра­ла На­талья Те­няко­ва - увы, лю­била дру­гого.

 Мно­го сыг­ра­но и пос­тавле­но Юр­ским в Мос­кве и в те­ат­ре име­ни Мос­со­вета, и во МХА­Те, и в ки­но, и на ТВ. И все же нич­то не мо­жет ос­та­вить в те­ни не­забы­ва­емые ро­ли пе­ри­ода БДТ…

 Пос­ле кон­церта к не­му приш­ло мно­жес­тво лю­дей бла­года­рить . Он вы­шел очень утом­ленный и ска­зал сов­сем по-до­маш­не­му: "Прос­ти­те ме­ня, но я ус­тал, и ни­чего не ел се­год­ня"… не знаю, как это про­изош­ло, но вдруг в па­мяти воз­никла дру­гая кар­ти­на:сте­ны, по­толок ку­да-то ис­чезли, на сме­ну им от­кры­лась прос­ти­ра­юща­яся вдаль бе­резо­вая ал­лея, в ко­торой Юр­ский -Ту­зен­бах про­щал­ся с Ири­ной, ухо­дя на ду­эль, фи­нал ко­торой пред­чувс­тво­вал.- "Я еще се­год­ня не пил ко­фе, ска­жешь, что­бы сва­рили"…Это бы­ло про­из­не­сено тем же го­лосом, что и сей­час. "Три сес­тры" Че­хова ста­ли клас­си­чес­ким спек­таклем 70-х го­дов, те­перь уже то­же ото­шед­шим в ис­то­рию.

Ве­чер вто­рой - зи­мой 1996 го­да

 -"Я зап­ла­кала, ког­да уви­дела в ру­ках у лю­дей на­ши ста­рые прог­рам­мки," - ска­зала На­талья Те­няко­ва пос­ле сыг­ранно­го ими обо­ими спек­такля "Стулья"

 Н.Те­няко­ва, воп­ло­тив­шая млад­шую сес­тру в "Стар­шей сес­тре" А.Во­лоди­на, Юлию в "Дач­ни­ках"Горь­ко­го, ге­ро­иню в пь­есе Ар­бу­зова "Счас­тли­вые дни нес­час­тли­вого че­лове­ка" и во мно­жес­тве дру­гих, ни­ког­да не бо­ялась быть стран­ной и да­же нек­ра­сивой, хо­тя об­ла­дала ки­нема­тог­ра­фичес­ки прив­ле­катель­ной внеш­ностью- вспом­ним Вар­ва­ру Асен­ко­ву в "Зе­леной ка­рете"Яна Фри­да. К то­му же она всег­да бы­ла вос­хи­тель­но иро­нич­на. Как у всех боль­ших ак­трис у нее из­на­чаль­но бы­ла "осо­бин­ка" , ха­рак­терность в го­лосе. Но го­лос ос­та­вал­ся всег­да теп­лым, груд­ным, пе­вучим.

 В пос­тавлен­ном С.Юр­ским "Моль­ере" Бул­га­кова она иг­ра­ла Ар­манду - юную же­ну Моль­ера-Юр­ско­го. Она мог­ла бы сыг­рать оча­рова­ние лег­ко­мыс­ленной ко­кет­ки. Те­няко­ва об­на­жила жен­скую по­дат­ли­вость и пус­то­ту этой ге­ро­ини так, что ста­нови­лось страш­но от

со­седс­тва ге­ни­аль­нос­ти и нич­тожнос­ти. У нее не­из­менно был мет­кий нас­мешли­вый взгляд и склон­ность к чуть сдви­нуто­му в сто­рону от скуч­ной ре­аль­нос­ти изоб­ра­жению. Тем не ме­нее,

бу­дучи склон­ной к ут­ри­рова­нию, ак­три­са всег­да сле­дова­ла пси­холо­гичес­кой рус­ской шко­ле ак­тер­ской иг­ры.

 Эта стран­ная пь­еса "Стулья" И­онес­ко да­ла воз­можность Те­няко­вой и Юр­ско­му дать плоть и кровь пер­со­нажам, на­писан­ным ли­дером аб­сурдиз­ма.

 До­жива­ющие свой век оди­нокие ста­рики - муж и же­на где-то в до­мике, вок­руг ко­торо­го вод­ное прос­транс­тво. Они бе­седу­ют, вспо­мина­ют, уте­ша­ют друг дру­га. Со ста­ромод­ной неж­ностью . Они без­на­деж­но оди­ноки. Им так хо­телось бы при­хода гос­тей… Квин­тэссен­ция спек­такля - ожи­дание свер­ши­лось. В ро­ли гос­тей - они са­ми, сме­няя сь. Ка­кое-то бе­зумие в

этом фан­та­зиру­емом за­пол­не­нии до­ма людь­ми , ког­да тре­бу­ют­ся еще, еще и еще стулья. За­пол­нив всю сце­ну, пус­тые стулья соз­да­ют ил­лю­зию мно­голюдс­тва. Но чувс­тво пус­то­ты не по­кида­ет их. Воз­ни­ка­ет мысль уй­ти. Ку­да? Да, хоть по этой прис­тавной лес­тни­це вверх, в ни­куда, в не­бытие…

 Та­кой стран­ный сю­жет. Дра­ма не­ре­али­зован­ности, не­вос­тре­бован­ности. У И­онес­ко она на­писа­на умоз­ри­тель­но. Те­няко­ва и Юр­ский не бы­ли бы са­мими со­бой, ес­ли бы эту кан­ву не за­пол­ни­ли пуль­са­ци­ей собс­твен­ной кро­ви…

 Ког­да бу­дет но­вая встре­ча, ду­мала я … В па­мяти воз­ни­кали один за дру­гим пе­рек­рес­тки За­город­но­го и Бо­родин­ской, Фон­танки, зда­ние БДТ… По­том воз­ник си­лу­эт дру­гого го­рода и в нем Са­дово-Куд­рин­ская и про­езд Мос­кви­на, МХАТ в Ка­мер­гер­ском про­ез­де… Вне­зап­но по­дул силь­ный бос­тон­ский ве­тер, пог­нал осен­ние листья, зак­ру­тил их смер­чем и уже ни­чего не бы­ло боль­ше вид­но…

 Но вот вновь гас­тро­ли Юр­ско­го - ак­те­ра, ре­жис­се­ра, мыс­ли­теля в ис­кусс­тве.

 Итак, встре­ча - вто­рая по про­шес­твии вре­мени.

 Ве­чер тре­тий- 16 де­каб­ря 1999 го­да

 "ПОС­ЛЕ РЕ­ПЕТИ­ЦИИ"

Ко­неч­но, спек­такль во­ис­ти­ну мха­тов­ский, в нем и ти­шина, и шум дож­дя, и от­го­лос­ки ми­нув­ше­го, и зри­мая ве­щес­твен­ность.Ве­щес­твен­ность, на ко­торую на­тыка­ешь­ся, как на пред­метное до­каза­тель­ство; что-то не ка­залось, а су­щес­тво­вало, при­над­ле­жало ко­му-то… За­чем сбо­ку у этой ку­лисы сто­ит слов­но ос­тавлен­ная не на мес­те па­ра ту­фель на вы­соких каб­лу­ках? Вла­дели­ца зай­дет по­ис­кать их, не до­гады­ва­ясь, что она мо­жет по­явить­ся лишь во сне вспо­мина­юще­го ее. Она дав­но не су­щес­тву­ет.

 Ас­со­ци­ации не раз­мы­ва­ют дей­ствие, нап­ро­тив, они - то, из че­го оно сот­ка­но, и напр­вля­ют его в ту сто­рону, ку­да хо­чет ав­тор.А хо­чет он в под­созна­тель­ное, иног­да мис­ти­чес­кое, в не­дока­зу­емое и не­дос­ка­зан­ное. Ав­тор- Ин­гмар Бер­гман. Спек­такль на­зыва­ет­ся "Пос­ле ре­пети­ции", и в ос­но­ве его не пь­еса, а сце­нарий с вклю­чени­ем за­писей, в том чис­ле и днев­ни­ковых ве­лико­го ки­норе­жис­се­ра.Пос­та­нов­ку осу­щес­твил ре­жис­сер Вя­чес­лав Дол­га­чев. В ней иг­ра­ют На­талья Те­няко­ва, Сер­гей Юр­ский и Дарья Юр­ская.

 Их хруп­кое вза­имо­дей­ствие стро­ит­ся на дол­гих мо­ноло­гах- приз­на­ни­ях или умол­ча­ни­ях, на смут­ных до­гад­ках, не­объ­яс­ни­мос­ти об­щнос­ти, бли­зос­ти и в то же вре­мя гор­ча­щей отъ­еди­нен­ности. Они спе­шат выс­ка­зать­ся. Иног­да не слы­шат друг дру­га. Сквозь го­лос од­но­го вне­зап­но прос­ту­па­ет го­лос дру­гого. Зри­мой ста­новит­ся по­лифо­ния сце­ничес­кой пар­ти­туры,приз­ванной пе­редать пог­ра­нич­ность су­щес­тво­вания. Столь­ко ска­зано, но еще бо­лее так и не про­из­не­сено.

 Что же му­ча­ет это­го под­тя­нуто­го не­моло­дого гос­по­дина, что си­дит на сце­не спи­ной к зри­тель­но­му за­лу, дол­го ку­рит в тем­но­те и всмат­ри­ва­ет­ся в сме­ня­ющи­еся кар­тинки на те­ат­раль­ном ма­кете?

 По сце­ничес­ко­му дей­ствию это ре­жис­сер Хен­рик Фог­лер - Сер­гей Юр­ский.Он ста­вит пь­есу А.Стрин­берга "Иг­ра снов", пре­бывая при этом так­же меж­ду сном-вос­по­мина­ни­ем и явью. Ка­жет­ся, вос­по­мина­ние в нем зву­чит силь­нее. Но и явь про­дол­жа­ет вы­зывать от­клик. Жизнь твор­ческая и ре­аль­ная - это бы­тие в двух из­ме­рени­ях- вме­ща­ет и прош­лое, и нас­то­ящее.

 Цепь впе­чат­ле­ний по­буж­да­ет Фог­ле­ра - Юр­ско­го го­ворить нег­ромко, слов­но с са­мим со­бой. Сло­ва зву­чат приг­лу­шен­но. И вот этот че­ловек си­дит в пус­то­те под от­кры­тыми шта­кет­ни­ками и со­фита­ми(ху­дож­ник- М.Демь­яно­ва) пос­ле ре­пети­ции и яв­но пре­быва­ет в прош­лом. Он по­вора­чива­ет лам­пу яр­ким сле­пящим све­том вглубь сце­ны, смот­рит на свою ос­ве­щен­ную ру­ку, длин­ные паль­цы, сквозь ко­торые буд­то про­се­ялось вре­мя. За­кури­ва­ет.

 Бес­шумно, не за­мечая его, про­ходит мо­лодая де­вуш­ка со свет­лы­ми лег­ки­ми во­лоса­ми- ак­три­са Ан­на Экер­ман- ее иг­ра­ет Дарья Юр­ская.

 Это поз­же он ска­жет о том, что вся боль и вык­ри­ки ак­те­ров не мог­ли ис­чезнуть, их ду­хов­ная энер­гия впи­талась, сце­на хра­нит ее, что он, ре­жис­сер, лю­бит ак­те­ров за их му­жес­тво и за их хит­рость, что та­кая прос­тей­шая вещь как лист же­леза, ис­поль­зу­емый для из­вле­чения те­ат­раль­но­го гро­ма, дра­гоце­нен по­тому, что соз­да­ет ат­мосфе­ру дей­ствия, что ему при­ят­ны дол­го жи­вущие в спек­таклях ве­щи, как, нап­ри­мер, ди­ван, сто­яв­ший еще в "Гед­де Габ­лер"…

Стоп, ду­маю я, Гед­да Габ­лер- не слу­чай­ное упо­мина­ние.Эта ге­ро­иня Иб­се­на дол­жна иметь уже не для Хен­ри­ка Фог­ле­ра, для са­мого Юр­ско­го лич­ное зна­чение. Пь­еса бы­ла в его би­ог­ра­фии.А Гед­ду Габ­лер на сце­не те­ат­ра име­ни Мос­со­вета иг­ра­ла На­талья Те­няко­ва, его же­на. Гед­ду Габ­лер он на­зыва­ет в спис­ке как-то осо­бен­но. Тут ни­чего не до­кажешь. Про­мель­кну­ло и ис­чезло. Но спек­такль "Пос­ле ре­пети­ции" те­мой пос­вя­щен те­ат­ру и ак­те­рам. И не уди­витель­но, что вспыш­ка­ми оза­рены рас­став­ленные в нем зна­ки…

 О чем еще го­ворит Юр­ский-Фог­лер сво­им уди­витель­ным, единс­твен­ным в ми­ре го­лосом, в сво­еоб­разную ин­то­наци­он­ную ок­раску ко­торо­го, за­та­ив ды­хание, вслу­шива­ет­ся зал? Он го­ворит на пер­вый взгляд сов­сем за­гадоч­ное:" Мер­твые не сов­сем мер­твы, а жи­вые выг­ля­дят приз­ра­ками…" Вду­ма­ем­ся, раз­ве те, ко­го мы лю­били, и кто умер, пе­рес­та­ли су­щес­тво­вать в на­шем соз­на­нии? Ушед­шие ос­тавля­ют за со­бой дол­гую па­мять, об­ще­ние с ни­ми слов­но не прек­ра­ща­ет­ся, но их от­сутс­твие вы­зыва­ет не­ути­ха­ющую боль. С болью то­же при­ходит­ся сжить­ся и сквозь нее ид­ти к но­вым встре­чам…

 "Так пло­хо мо­жет иг­рать толь­ко та­лан­тли­вый че­ловек…" Ко­му он это го­ворит, и кто это мо­жет по­нять?

 Он го­ворит это юной де­вуш­ке в ли­лова­тых брюч­ках и се­ром сви­тер­ке, с си­гарет­кой, что вне­зап­но прош­ла ми­мо не­го. И они пе­реб­ра­сыва­ют­ся реп­ли­ками: "Что ты ищешь?"- "Ты ис­пу­гал ме­ня, я те­бя не ви­дела…"

 Она ис­ка­ла об­ро­нен­ный брас­лет. В сущ­ности по­вод аб­со­лют­но не су­щес­твен.У них есть не­об­хо­димость го­ворить. Пос­лу­ша­ем Ан­ну… Ока­зыва­ет­ся, она чувс­тву­ет се­бя глу­по и каж­дый раз пос­ле ре­пети­ции пла­чет(он удив­лен); свою мать ак­три­су(умер­шую) она не­нави­дит, за­видуя пре­вос­ходс­тву ее та­лан­та(так ли это на са­мом де­ле?), близ­ки­ми от­но­шени­ями с по­мощ­ни­ком ре­жис­се­ра тя­готит­ся... Его ужа­са­ют эти приз­на­ния: - "Мне страш­но, ког­да ты го­воришь о не­навис­ти. Она мо­жет чувс­тво­вать ее…" Фра­за за­виса­ет в воз­ду­хе. Мис­ти­ка? А кто зна­ет, прав­да ли, что мер­твым не боль­но… Да и жи­вой ду­ше по­силь­на ли тя­жесть неп­ро­щения?

 Мыс­ли, приз­на­ния, сло­ва, ас­со­ци­ации за­тяги­ва­ют­ся в дра­матур­ги­чес­кий узел. Они и есть дей­ствие. Ан­на- Д.Юр­ская до­веря­ет ста­рому дру­гу сво­ей семьи.Она хо­чет быть по­нятой.Но все про­ис­хо­дящее зыб­ко. Явь ус­ту­па­ет мес­то вос­по­мина­нию.Хен­рик Фог­лер, слу­шая ее, прик­ры­ва­ет ве­ки, за­сыпа­ет. И уже из сна, из его об­рывка на сце­ну вы­ходит дру­гая

ге­ро­иня, пред­ста­ющая та­кой, ка­кую он за­пом­нил не­задол­го до ее ухо­да из жиз­ни, мысль о ко­торой мо­жет по­гас­нуть в нем лишь с по­мощью от­клю­ча­юще­го его соз­на­ние каж­дую ночь снот­ворно­го.Она не­воль­но от­тесня­ет Ан­ну. Это ее мать - Ра­кель - Н. Те­няко­ва.

 И слов­но ки­нолен­та рас­кру­чива­ет­ся в об­ратную сто­рону. На­зад. В прош­лое. Иг­ра снов в ре­аль­нос­ти ге­роя, а не в твор­чес­тве? Воз­можно. Од­но от­ра­жа­ет дру­гое. Мо­жет быть, та­кой раз­го­вор ког­да-ни­будь про­ис­хо­дил меж­ду Фог­ле­ром и Ра­келью, не­ког­да пер­вой ак­три­сой его труп­пы…

 -"Я ищу мои туф­ли",- про­из­но­сит она поч­ти зер­каль­но от­ра­жен­ную фра­зу, под­хо­дя к при­тулен­ной сбо­ку от сто­ла па­ре.

 Важ­ны или нет эти ве­щес­твен­ные до­каза­тель­ства ре­аль­нос­ти: туф­ли Ра­кели, брас­лет Ан­ны? За­метим, вещь, об­на­ружен­ная не­ожи­дан­но, на­поми­на­ет о том, ко­му при­над­ле­жала… Ра­кель го­ворит-го­ворит-го­ворит. Все то, что тог­да. И ког­да слов не­дос­та­точ­но, вы­тан­цо­выва­ет ка­кой-то стран­ный та­нец- им­про­виза­цию. О, ко­неч­но, пре­вос­ходная ак­терка!

 -"По­чему роль с дву­мя реп­ли­ками? Ей - пер­вой ак­три­се? Он- ее друг и лю­бов­ник - зна­ет ли, что де­ла­ет?" Хло­пая се­бя по бед­рам, при­от­кры­вая грудь, она уве­ря­ет, что ни­чуть не сда­ла с го­дами. Увы, это толь­ко от­ча­ян­ная бра­вада и ку­раж!Те­няко­ва- как это свой­ствен­но ей, ак­три­се с бес­по­щад­ным ви­дени­ем ущер­бнос­ти, па­толо­гии, об­на­ружи­ва­ет глу­бокий ду­шев­ный кри­зис этой ге­ро­ини, по­мещен­ной в ле­чеб­ни­цу, где ее дер­жат из-за прис­трас­тия к ал­ко­голю.В ито­ге она ти­хо приз­на­ет­ся: " Я рас­па­да­юсь на час­ти… я жи­ву в бе­лой клет­ке, где мо­гу при­ютить свой крик…" Ин­то­нация го­лоса Те­няко­вой-Ра­кели ра­нит.Ли­цо ста­новит­ся тра­гичес­кой кло­ун­ской мас­кой.Вып­лывшая из сна Фог­ле­ра, эта ге­ро­иня об­ри­сова­на рель­еф­но, рез­ко, явс­твен­но.А вот Ан­на, ко­торая вско­ре вер­нется и воз­вра­тит Фог­ле­ра к ре­аль­нос­ти, бу­дет для не­го боль­ше по­хожей на сон. Сон свет­логла­зого ус­та­лого че­лове­ка, все зна­юще­го о жиз­ни, про­иг­ры­ва­юще­го на­изусть все ее воз­можные ва­ри­ан­ты… И тут же от­верга­юще­го…

 Один из них- связь с Ан­ной. Это так за­коно­мер­но- лю­бов­ные от­но­шения ре­жис­се­ра с ве­дущей ак­три­сой.-"Ког­да свя­зан чувс­твен­но, свя­зан про­фес­си­ональ­но",- про­из­но­сит Фог­лер Юр­ско­го. И он об­сужда­ет пер­спек­ти­ву их от­но­шений как вер­сию "ос­тра­нения". А ти­хие сло­ва, об­ра­щен­ные к Ра­кели, с ко­торы­ми он вы­ходит из сос­то­яния сна, - это под­созна­тель­ная по­жиз­ненная му­ка, что не ос­тавля­ет его:" Ско­ро я при­ду к те­бе"…

 Пси­холо­гичес­кий спек­такль пред­став­ля­ет обе­их ге­ро­инь сквозь приз­му его вос­при­ятия.Они- часть его ду­шев­ной жиз­ни, соз­да­ющей при­тяже­ния и кон­трас­ты, они- инс­тру­мен­ты, под­чи­нен­ные его ху­дож­ни­чес­ко­му дик­та­ту и в то же вре­мя ока­зыва­ющие соп­ро­тив­ле­ние, они - явь и сон од­новре­мен­но. Все это пе­реда­но с ка­кой-то но­вой прос­то­той для те­ат­ра.В ки­но воп­ло­тить та­кие пе­рете­ка­ющие сос­то­яния лег­че. За ак­те­ра мо­жет иг­рать ки­нока­мера. В те­ат­ре тре­бу­ют­ся не­обы­чай­ные скон­денси­рован­ность и гиб­кость. Ибо весь ма­тери­ал мыс­ли, воп­ло­ща­ющий ин­тимную, ис­крен­нюю внут­реннюю жизнь ге­роя, мо­жет быть вос­создан толь­ко сло­вом. Ма­ги­ей сло­ва объ­яс­ня­ет суть спек­такля и сам Юр­ский.

 Ря­дом с ним, ве­ликим ак­те­ром на­шего вре­мени Сер­ге­ем Юр­ским, ря­дом с вы­да­ющей­ся глу­бокой и ос­трой ак­три­сой На­таль­ей Те­няко­вой, как про­яв­ля­ла се­бя их мо­лодая пар­тнер­ша и дочь- Дарья Юр­ская? По­верь­те, за­меча­тель­но. Она не сос­тя­залась с ни­ми, бы­ла со­бой, нес­ла свои лед и пла­мя. Ее го­лос - чист, зво­нок и ме­лоди­чен.Прек­расно очер­ченный овал ли­ца, и взгляд се­рых глаз- прям и от­крыт.И толь­ко яр­ко под­кра­шен­ный рот на­поми­на­ет тот же из­гиб - ма­терин­ский.Ан­на- Д.Юр­ская при­над­ле­жит к дру­гому по­коле­нию, ко­торое из­бе­га­ет кап­ризных за­тей, при­хот­ли­вой лом­кости. Она стре­мит­ся про­бить­ся к сво­ей ис­ти­не. К сво­ему пра­ву на роль.И ду­шев­ная суть у нее - иная. Она ес­тес­твен­на, как буд­то и не иг­ра­ет…

 Весь спек­такль - во­об­ра­жа­емая ре­пети­ция, обо­рачи­ва­юща­яся нас­то­ящим, от­ра­жа­ющая прош­лое и бу­дущее.Что-то пов­то­ря­ет­ся как от­звук, что-то уси­лива­ет­ся в пе­реп­лавке ре­алий, что-то пре­дуга­дыва­ет­ся, и все ко­леб­лется. В спек­такле есть ощу­щение вре­мени, про­тека­юще­го

нес­лышно, не­замет­но… Для та­кой иг­ры тре­бу­ет­ся вы­сочай­шая тех­ни­ка.Осо­бого ро­да экс­прес­сия. Дол­гие мо­ноло­ги про­тяжен­ностью зву­чания слов­но втя­гива­ют зри­теля в не­кую во­рон­ку. Влас­тно пог­ру­жа­ют в этот уди­витель­но серь­ез­ный мир, где ре­пети­ция и спек­такль - и есть вся жизнь. Фор­ми­ру­ют трех­го­лос­ную по­лифо­нию.Фра­за мо­жет рит­ми­чес­ки на­чинать­ся слов­но не с на­чала, а как про­дол­же­ние прер­ванной ра­нее, па­дать вниз, нер­вно пуль­си­ровать, об­ре­тать плот­ность или не­весо­мость, по­ка не дос­ти­га­ет, на­конец, гар­мо­ничес­ко­го раз­ре­шения.

 И му­зыка ком­по­зито­ра В. Би­бер­га­на, стран­ная, та­баке­роч­ная, вос­па­ря­ющая, " с су­мас­шедшин­кой", "с чер­товщин­кой", "со сле­зой", уси­лива­ет эти сос­то­яния. Впро­чем, вальс, об­рамля­ющий спек­такль, мо­жет быть, это то­же вос­по­мина­ние, лишь след валь­са в па­мяти ге­роя?

 Пос­ле спек­такля на воп­рос Да­ше Юр­ской, что бо­лее все­го ей приш­лось пре­одо­левать в этой ро­ли, она от­ве­тила: - " У ме­ня и мо­ей ге­ро­ини по­хожи лишь об­сто­ятель­ства жиз­ни, она то­же из ак­тер­ской семьи. Но по ха­рак­те­ру мы раз­личны. Са­мое же труд­ное бы­ло в раз­ви­тии от­но­шений с Фог­ле­ром, где прос­ту­па­ет лю­бов­ное на­чало. Вот это мне- нам ме­шало".

 На воп­рос На­тальи Те­няко­вой о "про­пис­ке" спек­такля, она от­ве­тила: - "Это спек­такль МХА­Та, а то, что мы иг­ра­ем втро­ем, так уж по­лучи­лось."

И толь­ко Сер­гея Юрь­еви­ча Юр­ско­го я не ста­ла спра­шивать ни о чем. Да и за­чем? Обо всех му­ках твор­ческо­го про­цес­са, о тай­ной тре­вож­ной це­ли, о не­ис­товс­тве, по­ис­ках нравс­твен­ных опор и по­ис­ках по­коя, спо­собе мыш­ле­ния, да­ре во­об­ра­жения, веч­ной из­менчи­вос­ти су­щего, и, на­конец, о том, что име­ну­ет­ся по­током соз­на­ния, он по­ведал с при­сущей ему ме­рой вы­сочай­шей оду­хот­во­рен­ности.

На фо­то: Сер­гей Юр­ский и Тать­яна Те­няко­ва.